У меня проблемы с именами. Нередко бывает так, что я не могу назвать человека тем именем, которым он мне представился, или вообще не запоминаю его имени. Но чаще всего я спустя время нахожу способ к нему обратиться.
Так происходит особенно с теми людьми, с которыми мне приходится много общаться: друзьями, родственниками, близкими.
Своего первого молодого человека, я звала Серж, всего лишь потому, что не поворачивался язык сказать Сергей, хотя имя это мне приятно. У меня так отца зовут. Спустя несколько лет я не могла называть его иначе, чем Сергуня, и до сих пор не зову его Сергей.
Это не объяснимо. Кого-то сразу идентифицирую так же, как представляется, а кого-то нет и наотрез.
Имя, с которым я обращаюсь к человеку, приходит само по себе, оно принадлежит только ему и точка. Приходит на интуитивном уровне. Вот и получается, что вокруг меня Рыжая, Мурча, Витюха, Глинер, Ольчи, Солнышка, Варюха, Французы и так далее. Чаще всего люди принимают эти имена.
С названиями текстов дело обстоит ещё интереснее. Название приходит либо заранее, ещё до понимания идеи и сюжета, либо в процессе написания. У меня наверное нет проблем с именами текстов, тем более прозаических. Стихи это совсем другая стезя, им собственное имя не обязательно иметь, а вот у прозы должна быть идентификация.
Имена моих текстов, чаще всего метафоры, пусть и простые, как «Только ты и кофе», «Несудьба», «Судьба», так и сложные «Пять капель на память», «Следы на воде».
Одно из выдающихся, которое само родилось после того, как текст был наполовину написан — «Пара/нормальная». Это и отсылка к способностям героини воспринимать реальность с обратной стороны, и намёк на то, что речь идёт о двоих расстающихся до банальности обычных людях. Подозреваю, что большинство моих метафор не прочитывается сразу, но я их вижу и они мне важны не менее, чем сами герои и сюжеты.
«Пэчворк», «Русалочка каменных джунглей», «Рассредоточенность» — они все несут в себе отголоски, намёки на сюжет и его рассшифровку. Я не умею по другому относится к именам.